Травма и душа. Духовно-психологический подход к че - Страница 64

Затем Майк перевел дух после этой почти безучастного перечисления перечня негативных «достижений» и продолжил:

...

Я направил свой гнев на спорт… и на девушек – бокс, борьба, американский футбол, трах. Меня отправили в военное училище. Я был хорош в спорте – 177 фунтов веса и полузащитник года!.. Я получал много травм, играл, не замечая боли. У меня была потрясающая нечувствительность к боли. Даже мой тренер был под впечатлением. Это у меня от отца. Бывало, отец ставил меня и брата перед собой для его регулярных экзекуций: один удар палкой за каждую оценку ниже «отлично» в моем табеле. Мой брат никогда не выдерживал и плакал. Я завидовал ему. Я никогда не плакал. Я не позволил ему добраться до меня. Я даже затевал драки, чтобы преодолевать свой страх и боль… никогда не мог доверять никому, кроме себя. Сверстники называли меня Рокки.
Меня выгнали из военного училища за то, что в моей комнате обнаружили девушку. Меня направили во Вьетнам, но затем я повредил спину – несчастный случай на логроллинге. После этого я поехал в Индию, вечно был в поиске, жил в пещерах в ашраме, нашел гуру, обманувшего меня, был ограблен и избит в Иране, прошел часть маршрута восхождения на Эверест, оказался в Афганистане, попался на деле на черном рынке, я действительно мошенничал, был брошен в тюрьму. Красный Крест все еще ищет меня там, а я, наконец, вернулся домой спустя два года, чтобы попасть на свадьбу сестры. Мать сказала, что откажется от меня, если я этого не сделаю. Это было нечто: я весил около 110 фунтов и мои волосы стояли дыбом в разные стороны, словно кто-то включил меня в розетку! Священник принял во мне участие – нашел мне работу с бездомными детьми в Хейт-Эшбери, Сан Франциско! Я действительно сочувствовал этим несчастным детям и сделал там много хорошей работы. Моя половая жизнь была хаотичной в то время – я перетрахал всех в округе. Секс был навязчивым, ненасытным… я должен был трахаться каждую ночь с новой женщиной – я сошел бы с ума, если бы этого не было. Позже я встретил свою жену – она работала в том же районе, что и я. Позже она помогла мне устроиться на работу в сфере образования и коучинга. Я осел на одном месте, 5 лет назад переехал сюда. Появился малыш Вилли… невероятно, я так сильно люблю этого ребенка… это делает меня действительно уязвимым… неприятно.

Когда Майк ушел после этой первой сессии, я понял, что только что провел час с очень необычной, почти мифической личностью – с кем-то, в ком жизненный огонь горит очень ярко, даже слишком ярко, чтобы суметь его удержать в том внутреннем контейнере, которым он располагает на данный момент. Тогда я написал в своих клинических заметках:

...

Что за великий Дух! – не вмещаемый в пределы реальности – маниакальный и раздутый архетипической энергией – своей яростью и неистовством похож на ирландского героя Кухулина, который мог бы победить целую армию в одиночку. Почему я чувствую такую сильнейшую связь с этим человеком? Он – истинный искатель… такой живой! Где его боль? Надеюсь, что доберусь до нее!

Комментарий по поводу базисного расщепления при ранней травме

Из этого краткого описания мы видим, что роковое сочетание предрасположенности ребенка к повышенной чувствительности и гиперактивности, с одной стороны, и незаботливого, нечувствительного или даже карательного родительского отношения – с другой, приводит к травме. Травма, по определению, – это невыносимая боль, иными словами, аффект, который не может быть переработан при помощи нормативного символического процесса психе. На межличностном уровне это означает разрыв в тех опосредующих процессах, в которых взрывной аффект ребенка (любовь и ненависть) гуманизируется, подвергается переработке и выражается в речи теми, кто заботится о ребенке. Если эти аффекты слишком сильны или «способность к холдингу» у родителей слишком слаба, как это очевидно в случае Майка, возникает угроза коллапса психической жизни. Это следует предотвратить любой ценой, и поэтому активизируются примитивные защиты, которые «отключают» способность Эго воспринимать боль и депрессивную тревогу, с чем психика не в состоянии справиться. Как отметил Рональд Фейрберн, чтобы этого достичь, психика, видимо, использует архаичную агрессию как фактор расщепления я (Fairbairn, 1981: 115). Это неизбежно влечет за собой «атаки на связи» (Bion, 1965; Grotstein, 1981: 91–107), приводит к диссоциации либидинозных и антилибидинозных элементов внутреннего мира и к соответствующему обеднению Эго. Различные элементы целостного переживания, то есть аффект, ощущение, рациональное знание, от которых зависит гибкое функционирование Эго, становятся отдельными фрагментами. Отныне защиты предотвращают интеграцию чувства в переживании.

В итоге архитектура внутреннего мира раздваивается на грандиозную всемогущую (архетипическую) защитную структуру, которая агрессивно преследует (при этом защищая) полумертвое, униженное, раненое «невинное» детское я, чтобы удержать его «внутри», то есть предотвратить его непосредственное участие в жизни. Эта биполярная структура, которую я назвал системой самосохранения, одновременно является инфантильной и инфляцированной, божественным ребенком и божественным хранителем, слабой и сильной, мужской и женской, жертвой и преследователем. Что бы мы ни говорили о ней, эта структура появляется для того, чтобы трансперсональные факторы коллективной психики спасли сокрушенный дух жертвы травмы.

Один из неизбежных результатов этого расщепления я при ранней травме – то, что Эго оказывается как бы подвешенным между божественными силами, светлыми и темными, и ему приходится самоопределяться через идентификацию с этими энергиями, которые то раздувают его всемогущество, то покидают, оставляя в полном бессилии, вместо того чтобы обрести опору в себе самом. Именно это подразумевал Юнг под выражением «претерпевать Бога» или «выстрадать антиномии в Боге» – его ярость и милость (Jung, 1952а). Результатом такого положения является то, что «переживающее Эго», по определению Юнга, скачет, как пинг-понговый шарик, попеременно становясь то инфляцированным, то депрессивным (Jung,1991: par. 204, p. 98). Вместо доступа к гуманизирующим энергиям, опосредованным динамическими взаимодействиями с любящими, но проявляющими определенную твердость родителями, уделом Эго травмированного ребенка остается поочередная идентификация с биполярными архетипическими энергиями, которыми оно становится «одержимо». В случае Майка его переменчивая эго-идентичность была мучительной. Переполненный внутри чувствами стыда и униженности от ощущения своей неполноценности, он тем не менее отождествлял себя с компенсаторными жесткими «Рокки-образными» энергиями своей агрессивной защиты от чувств, а также с нарциссическим «кайфом», который эти энергии приносили с собой.